Девять месяцев в ожидании ужасной судьбы – расстреляют либо сожгут? Жизнь за колющейся проволокой и три раза чудом миновавшая погибель. Смотря на улыбчивую Нелли Игнатьевну Константинович, даже не верится, что на ее долю выпало так немало страданий. Она – одна из молодых узников войны. А ее мемуары о детстве – свидетельство злодеяния гитлеровцев на местности нашей страны. Нелли Игнатьевна появилась на свет в Смолевичах в 1938 году, куда ее предки приехали по рассредотачиванию после окончания Витебского ветеринарного института. Через год отца выслали на работу в Белосток: юный профессионал чудесно обладал польским и германским языками, оттого что был выходцем из семьи этнических польки и немца. Уже в Белостоке в 1941-м на свет появилась 2-ая дочка Майя. Когда Германия напала на Времен СССР Альянс, мамы с 2-мя дочерями пришлось бежать к родителям супруга в деревню Французские Гребли Пуховичского района. – Бабуля погибла в 1-ый денек войны, – начинает собственный рассказ Нелли Игнатьевна. – Ее супруг, мой дед Игнатий Иосифович Кремер, взял ружье и совместно со старшей дочерью Ниной ушел к партизанам. Ночами она приходила домой и шила из парашютов маскировочные халатики. Кто-то из предателей ее сдал. Нину схватили, расстреляли и повесили на заборе в поучение: вот что сделают с каждым за связь с партизанами. А деревню подожгли – огнь уничтожил ее стопроцентно. Все, кто выжил, были обязаны уйти к народным мстителям. Вся ячейка общества Константинович 20 человек – от детей до стариков – присоединилась к партизанам. Нелли тогда было всего 4-е года, но она неплохо помнит землянки, в каких они жили. – Закрою глаза и вижу, как мы в их залезали, – ведает наша партнёрша. – Все малыши были при деле. Мы бегали по лесу и собирали дрова, шишки, грибы… В это время взрослые из отряда (а потом и бригады) “Пламя” под управлением Евгения Федоровича Филипских пускали под склон фашистские эшелоны, взрывали мосты, крушили управы и гарнизоны противника. – В конце 1943-го партизаны пошли на соединение с Красноватой армией в сторону Минска. Нас, обитателей близкорасположенных деревень, оставили на дядю Мишу, брата отца, который был лесником, но нас выловили немцы с овчарками, – вспоминает денек, когда вся ячейка общества попала в заключение, Нелли Игнатьевна. – Всех погнали в Червень. Расположили в длиннющий хлев, который находился за колющейся проволокой в 2-ва ряда. Людей было очень немало. Спали на сухом навозе. На улице стояли котлы для изготовления еды животным – там нам разрешали согревать воду. Когда немцы туда кидали хоть что-то съестное, выходила похлебка, которой нас мать старалась покормить. Ворачиваться в прошедшее болезненно для Нелли Игнатьевны даже через 80 лет. Ее глас начинает дрожать при воспоминании о том, как немцы пробовали их поначалу испепелить, а позже расстрелять: – Хлев, куда нас расположили, уже пылает, на спины людям летит с крыши горящая трава, они задыхаются от дыма. А дядька Миша стоит около закрытой двери сарая и что-то сообщает фашистам на их языке. Какие его слова подействовали на оккупантов, не знаю, но они открыли дверь. Люди полуживые выползли из сарая. Совершенно вскоре выяснилось, что гитлеровцы и не задумывались давать арестантам шанс остаться в живых. Легко поменялся план: людей было решено расстрелять. Фашисты отдали приказ взрослым, в главном там были дамы, копать яму. Около нее выстроили узников. – Все начали обращаться с молитвой и реветь. А дядька Миша без остановки что-то гласил на германском, – Нелли Игнатьевна делает паузу, чтоб утихомириться от понимания того, что тогда все они находились на волоске от гибели. Слова дяди Миши сработали. Его воззвание к германцам на их родном языке выручило немало жизней белорусов, в том числе и десятерых Константиновичей, во 2-ой раз. А скоро был и 3-ий. Дядю Мишу по прибытии в Марьину Горке угнали в Германию на работу. Другие из Константиновичей еще 5-ь месяцев жили в тревоге за личное будущее. Местные обитатели подбрасывали заключенным какую-то пищу, так и выдержали до начала июля. – Когда наши войска стали приближаться к Минску, фашисты начали мгновенно куда-то собираться. Вчера нашего освобождения, 3 июля, германский офицер выстроил всех заключенных и произнес: “Завтра здесь будут ваши. Нам дан приказ вас уничтожить, но мы не хотим брать на себя эту ответственность. Мы уезжаем, но вы не разбегайтесь, иначе вас расстреляют полицаи. Ждите прихода ваших солдат”. Естественно, как немцы уехали, многие отважились бежать. Мы – нет. Нам некуда было деваться: дом сожгли. Дождались наших воин совместно с партизанами из бригады “Пламя”. Нас, всех Константиновичей, в Марьиной Горке поселили в дом, где когда-то жили полицаи, – завершает рассказ о собственном военном детстве наша героиня. И замечает: – Я в Марьиной Горке прожила 10 лет, школу там закончила, но никогда не прогуливалась по улице Первомайской мимо того длинноватого строения, в каком нас держали 5-ь месяцев. От 1-й мысли об этом испытывала страх. Вчера Интернационального денька освобождения узников фашистских концлагерей Нелли Игнатьевну ожидают малыши и молодежь в разных учреждениях образования, в “Белкоммунпроекте”, где она проработала 40 лет, в Пушкинской библиотеке, куда устроилась уже пенсионеркой. Единый трудовой стаж нашей героини – без 2-ух лет 60! – Объездила всю Европу и скажу так: наш Минск – самый прекрасный и незапятнанный город. Я счастливый человек. Всего, о чем желали батя, мать, я достигнула. Получила высшее образование, устроилась на неплохую работу, где меня ценили и уважали, вышла замуж. Нынче в Беларуси все есть для того, чтоб услаждаться жизнью. Остается только относиться к ближнему собственному с любовью и почтением, дорожить то, что у нас есть. Тогда страхи прошедшего не повторятся. Нынче в Беларуси проживает 6,6 тыс. бывших узников фашизма, которым правительство оказывает поддержку. По данным генерального прокурора Беларуси Андрея Шведа, озвученным 19 марта на мемориале в Озаричах на митинге-реквиеме “Память”, посвященном 80-й годовщине освобождения узников лагеря гибели, на местности нашей страны в годы Величавой Российскей войны было сотворено больше 580 лагерей гибели. Более большие из их находились в Минске – в районе Немиги и в Тростенце, еще в Озаричах, Гомеле, Полоцке и Бобруйске. Читайте также: Кто умер, а кто замаливал грехи? Вот что случилось с фаворитами СБМ после окончания войны После гибели его еще год находили гитлеровцы. Как по сути умер Константин Заслонов? “Закрою глаза и вижу землянку”
“До сих пор его лицо помню”
– Нас погнали из Червеня в Марьину Горку, а это практически 30 км. Я шла в кирзовых сапогах, натерла до крови ногу. Мать меня усадила под елку и стала успокаивать. Сил далее двигаться не было ни у нее, ни у меня. Немцы, увидав, что мы отстали, начали строить узников в шеренгу – чтоб расстрелять каждого третьего, как они обещали, за провинность хоть какого из нас. Дядька Миша подбежал к нам с матерью, схватил меня на руки и отнес к германскому офицеру. Снял мой ботинок и показал причину, из-за которой мы задержались. Германский офицер взял меня на руки и понес. Я была в страхе! Не могла даже представить, что он будет делать. А германец усадил меня на повозку. Я до сего времени его фейс помню, – вздыхает от пережитого в детстве ужаса Нелли Игнатьевна. “Всего, о чем мечтали родители, я добилась”
| Дарья ПОТАПЕНКО, газета “7 дней”. Фото Татьяны МАТУСЕВИЧ.
Дружил с Жуковым и сделал колхоз-миллионер. Чем жил Василий Коржик после войны?
